Елена Игнатова - Загадки Петербурга I. Умышленный город

– Представление окончилось.

Публика встала.

– Пора одевать шубы и возвращаться домой.

Оглянулись.

Но ни шуб, ни домов не оказалось» (В. В. Розанов. «Апокалипсис нашего времени»).

«Мы новый мир построим…»

Февральская революция. Кшесинская против РСДРП(б). Тревожный июль. Хроника большевистского переворота. «В плену у обезьян». Буржуй Шаляпин. Петербургу быть пусту? Высылка «людей мысли» в 1922 году. Моровая полоса. Город, преобразующий души

Это ведь только сначала — кровь, насилие, зверство, а потом — клевер, розовая кашка…

Второго марта 1917 года император Николай II отрекся от престола. На следующий день отказался от власти его брат, великий князь Михаил Александрович, к которому должен был перейти престол. Российское самодержавие перестало существовать. Отречение Николая II формально закрепило реальное положение вещей — в результате Февральской революции он утратил государственную власть.

К началу 1917 года в Петрограде не было мяса, масла, муки. Очереди за хлебом выстраивались с полуночи. Усилились рабочие волнения. 9 января бастовало 150 тысяч человек. 23 февраля (8 марта по новому стилю) на улицы вышли женщины. Работницы ткацкой фабрики направились с Выборгской стороны в центр города; по пути к ним присоединялись демонстранты с других заводов и фабрик. Колонны рабочих шли с Нарвской заставы, с Александро-Невской части, с Петроградской стороны. В сумерках Невский проспект заполнили темные толпы.

Столица видела много демонстраций, но напряжение, исходившее от этой, было сильнее, ощутимее.

24–25 февраля в Петрограде началась всеобщая забастовка. Десятки тысяч людей устремлялись к центру города. Никакого плана действий не было; рабочие, студенты, служащие были безоружны, но увлечены общим подъемом, общим движением. Стоявшие на мостах пикеты не пропускали демонстрации, и толпы людей шли по льду, минуя их. На Невском проспекте, на прилегающих улицах и площадях — шествия, митинги. Полиция пыталась вмешиваться, прекратить беспорядки, но разве это возможно? 26 февраля полицейские и солдаты несколько раз открывали огонь по демонстрантам. А на следующий день часть петроградского гарнизона перешла на сторону восставших.

27 февраля дело не ограничилось митингами: были освобождены заключенные из «Крестов», Дома предварительного заключения, пересыльной тюрьмы, тюрьмы Литовского замка. Литовский замок и здание Окружного суда разгромлены и подожжены. «Это был день, когда революция восторжествовала, решилась бесповоротно» (З. Н. Гиппиус. «Дмитрий Мережковский»).

1 марта почти весь петроградский гарнизон перешел на сторону восставших. К этому времени был организован Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов. 2 марта Временный комитет Государственной думы сформировал Временное правительство.

«День 1 марта (все по старому стилю) был последний день революционной радости: той, что сияла на лице каждой встречной глупой бабы, почти не умеющей читать. Недаром одна, увидев плакат „Долой монархию!“, прочла: „монахиню“. „Давно бы их, монахов, по шапке!“, и беззлобно радовалась, сама не зная, почему. Такой был подъем, такая общая атмосфера… Мы вышли на улицу, к таврической решетке в толпу. И в толпе все почти знакомые, да и незнакомые улыбались нам, как друзьям. Погода была удивительная: легкий мороз и нежная солнечная метель», — вспоминала З. Н. Гиппиус.

Случилось чудо: ненавистное самодержание рассыпалось как карточный домик, в несколько дней! Настала долгожданная свобода. Ее первые плоды: на петроградских заводах и фабриках введен восьмичасовой рабочий день. По требованию солдат Петроградский совет постановил: революционный гарнизон остается в столице (кому охота на фронт, когда Питер наш — и все наше!). На улицах и в казармах у офицеров срывают погоны, отбирают оружие. Оружие велено сдавать в «революционные комитеты», которых появилось великое множество. «Комитеты», «бюро», «организации» самовольно занимают дома, пустующие особняки. На даче Дурново на Полюстровской набережной разместилось сразу несколько организаций, в том числе анархисты. К ним присоединились освобожденные из «Крестов» заключенные. В июне по распоряжению Временного правительства незаконно занятый дом пришлось брать штурмом. В таких, захваченных «революционным элементом» домах нередко находили приют дезертиры, уголовники.

Особняк Кшесинской после Февральской революции превратился в штаб большевиков. Здесь разместились их ЦК и Петроградский комитет. «Большевики захватили самовластно дворец и превратили его обширный балкон в революционный форум. Проходя мимо дворца, я останавливался на некоторое время… послушать ораторов, которые беспрестанно сменяли друг друга… Говорили ораторы толпе, что эти дворцы, граждане, ваши!.. Недостаточно забрать эти дворцы — нет, нет, граждане! Надо уничтожить как гадов самих этих злостных кровопийц народных!! Слушал я эти речи с некоторым смущением и даже опаской, так как одет я был в костюм, сшитый лучшим портным Лондона, и невольно чувствовал, что принадлежу если не душою, то костюмом к этим именно кровопийцам… И я осторожно улетучивался», — писал Ф. И. Шаляпин в книге воспоминаний «Маска и душа».

Изо дня в день толпе, собиравшейся у дворца, внушали: надо все взять и поделить (по формуле булгаковского Шарикова); есть люди и целые классы, не имеющие права на жизнь. Определить «кровопийц» легко — это те, у кого можно что-нибудь отнять.

Опасным местом стал особняк Кшесинской: охотников послушать большевистскую проповедь все прибавлялось. Многие горожане ускоряли шаг, обходя распаленную толпу. Тем поразильнее отвага Матильды Феликсовны Кшесинской, которая решила вернуть свой дом. В дни Февральской революции она покинула особняк: бывшей фаворитке императора могла грозить расправа. Но характер взял свое: она была решительна и не привыкла проигрывать. М. Ф. Кшесинская писала в «Воспоминаниях»: «После Февральской революции… я рискнула поехать… в Таврический дворец хлопотать об освобождении моего дома от захватчиков… Меня куда-то водили, всюду было накурено, на полу валялись бумаги, окурки, грязь была невероятная, ужасные типы шмыгали по всем направлениям с каким-то напыщенным, деловым видом». После Таврического дворца Кшесинская отправилась в свой дом: «Когда я вошла… меня объял ужас, во что его успели превратить: чудная мраморная лестница… была завалена книгами, среди которых копошились какие-то женщины. Когда я стала подыматься, эти женщины накинулись на меня, что я хожу по их книгам. Я не выдержала и, возмущенная, сказала им в ответ, что я в своем доме могу ходить как хочу».

Пока Кшесинская ужасалась разорению («чудный ковер, специально мною заказанный в Париже, был весь залит чернилами… из чудного шкафа была вырвана дверь» и т. д.), спутник балерины услышал, что солдаты сговариваются убить ее. Они поспешили уйти. Но Кшесинская не собиралась сдаваться: она обратилась в суд с требованием вернуть ей дом. Суд решил дело в ее пользу. Однако большевики и не думали освобождать его. «Проезжая как-то мимо своего дома, я увидела Коллонтай разгуливавшей в моем саду в моем горностаевом пальто. Как мне говорили, она воспользовалась и другими моими вещами…» — вспоминала М. Ф. Кшесинская. Она уехала из Петрограда 13 июля 1917 года и еще успела узнать, что большевиков вышибли из ее особняка. После июльской попытки свергнуть Временное правительство Ленин и его окружение скрылись. Здание заняли правительственные войска: на этот раз в доме разместился самокатный батальон!

Пьянящий восторг свободы, беззлобная радость первых дней революции постепенно вытеснялись жаждой мести «проклятому прошлому». Разгул черни сопутствует всякой смуте. Одно из гнусных его проявлений — глумление над побежденными. 8 марта Николай II был арестован. Его вместе с семьей поместили в Царском Селе. «В парке за оградой, под присмотром часовых, малорослый полковник в защитной шинели, с зеленовато-бледным припухшим лицом… ворошит в снегу лопатой — расчищает дорожки. А посреди Дворцовой улицы, нарушая все правила этикета, расхаживает чудом уцелевший петух… Долго ли ему жить и кому дольше — ему или полковнику — неизвестно» (Э. Ф. Голлербах. «Город муз»).

В марте — июле 1917 года, пока императорская семья находилась в Царском Селе, охрана сдерживала натиск глумливого сброда, собиравшегося у парка. Из толпы неслись оскорбления и все чаще — угрозы. «Вчера в Миниатюре — представление Распутина и Анны Вырубовой. Жестокая улица… Публика (много солдат) в восторге», — записал А. А. Блок 1 июня 1917 года. Доверенное лицо и подруга императрицы А. А. Вырубова так же, как и царские сановники, в это время находилась под следствием Чрезвычайной следственной комиссии. Комиссия, учрежденная Временным правительством, с трудом ограждала подследственных, заключенных в Петропавловской крепости, от произвола охраны. «С утра я… в Петропавловской крепости, разговаривал и слушал разговоры солдат. Стрелки убили сапера за противуленинизм (на днях в крепости), всячески противятся выдаче еды заключенным» (А. А. Блок. «Дневник»).